Самые известные эксперты в России говорят о чеболизации нашей экономики. Что означает слово «чеболь», как это касается всех нас и, особенно, жителей и бизнеса в курортных городах Юга России, какой опыт Южной Кореи и других стран нам стоит учесть – обо всем этом в нашем материале на информационном портале «Новости & Смыслы».
Термин «чеболизация» происходит от корейского слова «чеболь», которым обозначают форму торгово-промышленных многоотраслевых конгломератов в Южной Корее. К крупнейшим чеболям относятся, в частности:
Их ключевые особенности — сосредоточение власти в руках семейных кланов, объединение в одной структуре множества разнопрофильных бизнесов и получение масштабной господдержки. Во многом они являются аналогами крупнейших финансовых и промышленных предприятий Японии — «дзайбацу». В иероглифическом написании слова «чеболь» и «дзайбацу» совпадают и означают одно и то же — «богатая семья».
Чеболи появились в 1960-е годы, после Корейской войны, разделившей полуостров на южную и северную республики. Тогда аграрная Корея находилась в бедственном положении, ее население недоедало. Чтобы не только восстановить страну, но и модернизировать ее, а также обеспечить обороноспособность на фоне напряженных отношений с КНДР, был взят курс на развитие промышленности и строительство экспортно-ориентированной экономики. Это достигалось за счет инвестиций в инфраструктуру, а также предоставления льготных кредитов и налоговых преференций чеболям как локомотивам технологических изменений в обмен на жесткий государственный контроль развития бизнеса.
Как итог — к 1990-м годам доходы десяти крупнейших чеболей соответствовали примерно 80% ВНП Южной Кореи, а по объему экспорта ее экономика вышла на 13-е место в мире. В этот же период концентрация основной части южнокорейской экономики в чеболях стала восприниматься экономистами и политиками как проблема из-за роста коррупции, реализации неэффективных проектов, непрозрачной структуры владения. Правительство Южной Кореи неоднократно инициировало реформы чеболей, но наталкивалось на сопротивление со стороны финансово-промышленных групп.
Несмотря на критику такой организации бизнеса, а также ряд финансовых кризисов и вступление Кореи в ВТО, ограничившее масштаб доступных чеболям протекционистских мер, они продолжают доминировать в экономике республики и сегодня: по данным McKinsey, в 2017–2021 годах выручка топ-10 таких гигантов соответствовала примерно 60% ВВП страны.
РБК недавно опубликовала большой материал (ссылка) о том, что в экономике России стали возникать свои чеболи и у этого процесса, с одной стороны, есть вполне логичное объяснение, с другой – есть и плюсы, и минусы. Но давайте познакомимся поближе с тем, что думают ведущие эксперты по этому поводу.
Чеболизация оправданна для российской экономики в современных условиях, однако ее надо рассматривать только как этап развития, а не как «мечту на веки вечные», считает руководитель направления анализа и прогнозирования макроэкономических процессов Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП) Дмитрий Белоусов (брат нового министра обороны России).
О том, что под влиянием экономических санкций в стране появился тренд на чеболизацию — объединение в одной крупной бизнес-структуре финансовых, торговых и промышленных активов, — ранее заявил первый замглавы Минпромторга Василий Осьмаков. Опрошенные РБК эксперты предупредили: модель чеболизации имеет право на существование, но прямые заимствования из корейского опыта несут ряд рисков для экономики России.
Новый виток санкций после 2022 года, уход ряда зарубежных компаний и проведение специальной военной операции обострили проблему промышленного и технологического развития России. Среди новых национальных целей страны на перспективу до 2036 года — рост доли отечественных высокотехнологичных товаров и услуг, увеличение индекса производства в обрабатывающей промышленности, технологическая и промышленная кооперация.
Раньше, во времена глобального рынка и относительно доступных кредитов, российская промышленность работала «как бы сама по себе», но в условиях серьезных санкций у промышленных организаций появилась необходимость в финансовом партнере и сбыте продукции через торговые компании, говорил в начале июля Осьмаков. Если в Восточной Азии компании исторически многопрофильные (Samsung, например, делает и телевизоры, и газовозы), то в России формирование шло по-другому: промышленность отдельно, банки отдельно, финансовый капитал отдельно, пояснял первый замглавы Минпромторга. Сейчас же нашей стране, по его словам, требуется «синергия финансового, торгового и промышленного капитала — чеболизация по форме, не по генезису».
Тренд на чеболизацию в России будет продолжаться, «у банков есть деньги, а значит, и возможность формировать и финансировать долгосрочную стратегию для своих промышленных «дочек», уверен Осьмаков. В качестве примеров финансово-промышленных концернов Осьмаков назвал ВТБ и Объединенную судостроительную корпорацию, в прошлом году переданную в управление банку. Он также упоминал «Сбер», который «очень серьезно сейчас работает по промышленным активам» и «квазичеболь» Газпромбанк с большой «промышленной юбкой».
Помимо «Сбера», к российским аналогам чеболей можно отнести «Яндекс» и МТС, считает замдиректора центра исследований структурной политики НИУ ВШЭ Анна Федюнина. По ее словам, эти компании в последнее время активно выходят за рамки своей традиционной деятельности. «Тот же «Сбер» имеет в своей структуре не только финансовый актив, но и образовательный элемент, и ретейловую площадку, недавно у них появились собственные гаджеты, и т. д.», — поясняет она.
СПРАВКА:
В контексте России термин «чеболизация» звучит не впервые. Дискуссия о том, применим ли он к отечественной экономике, велась в начале 2000-х годов. Например, в исследовании финансовой группы Brunswick UBS Warburg от 2002 года отмечалось, что на тот момент «большая восьмерка» частных многопрофильных холдингов — МЕНАТЕП, «Интеррос», «Российский алюминий», АФК «Система», «ЛУКОЙЛ», «Альфа-Групп», «Сургутнефтегаз» и «АвтоВАЗ» — обладала совокупной выручкой, на 50% превышающей размер федерального бюджета. Компании сравнивались в материале с чеболями, а сам процесс чеболизации экономики России авторы называли «благословением» — по их мнению, она давала бизнесменам «возможность лоббировать верховенство права и добиваться улучшения инвестклимата».
В 2019 году на тот момент глава ФАС Игорь Артемьев проводил аналогию между чеболями и российскими госкорпорациями — ВЭБом, «Ростехом», «Роскосмосом», «Росатомом», Агентством страхования вкладов и Фондом содействия реформированию ЖКХ. Он призывал преобразовать их в другие формы, так как госкорпорации имеют «очень много преференций и особенностей», которые они используют, «убивая конкурентов».
Российские госкорпорации и корейские чеболи действительно имеют общие черты, следует из научной статьи ученых РАН и МГИМО. И те и те получают масштабную господдержку, создают среду для развития коррупции, обладают иерархической структурой, тесно завязанной на решениях руководящего лица.
Формирование «институционального каркаса» российской экономики за счет крупнейших компаний (особенно при государственном обеспечении спроса на часть их продукции) «вполне имеет право на существование», пишет Дмитрий Белоусов в статье «Долгосрочный аспект (перспектива-2040+): про противоречия долгосрочного развития в новых условиях, институты и многоукладность».
— Прямо сейчас нам нужно создать нормальный промышленный капитал, и для него важна финансовая составляющая. Чтобы это была не ситуация, когда банки накупили промышленных активов, не зная, что с ним делать, как в 1990-х. А чтобы банк, который имеет развитую сеть кооперации, обладает достаточным потенциалом и именем, узнаваемым для выхода на внешние рынки, замыкал это на себе, — пояснил Белоусов. В качестве аналога термину «чеболь» в российских реалиях он предложил использовать термин «концерн».
Чеболизация актуальна для России по тем же причинам, почему была нужна Южной Корее в 1960-х, — чтобы обеспечить быстрый технологический прорыв за счет собственных усилий, указывает Анна Федюнина. «Чеболи, будучи очень крупными структурами, могут быстрее принимать решения внутри группы. В крупных финансово-промышленных группах между предприятиями гораздо более высокая степень внутрифирменного доверия, контракты заключаются проще и быстрее», — поясняет она. В России модель чеболизации может рассматриваться в перспективе одного или нескольких десятилетий, допускает Федюнина.
Чеболизация — «это неизбежный и правильный этап развития», однако это именно этап, а «не мечта на веки вечные», уверен Белоусов. На следующем этапе необходимо будет для равновесия «вырастить второе крыло нашей экономики», указывает он. «Уравновесить ее сможет малый и средний динамично развивающийся бизнес, который может закрывать риски, который может лезть в сектора, в которых нас еще нет, предлагать новые решения», — считает он. При этом, по словам Белоусова, сейчас в России «нет никаких проблем создать малую компанию, вырастить ее из «гаража» в малый бизнес». Основные сложности связаны с трансформацией малого бизнеса в средний, а среднего — в крупный.
«Можно согласиться с выводами о неизбежности движения в сторону чеболизации в текущих исторических условиях», — говорит главный макроэкономист УК «Ингосстрах-Инвестиции» Антон Прокудин. По его словам, внешнее давление, торговые ограничения и закрытость внешних долговых рынков «ставят компании перед необходимостью движения в сторону укрупнения и консолидации производственных, технологических и финансовых активов».
Главное при курсе на чеболизацию — «не увлечься и помнить, что прямые заимствования из южнокорейского опыта не во всем уместны», предупреждает главный экономист рейтингового агентства «Эксперт РА» Антон Табах. «На каждую успешную Южную Корею можно найти несколько неудачных примеров попыток проводить такую политику — в странах Африки, Азии и Латинской Америки», — рассуждает он. Принципиально важно сохранить в перспективе открытый и рыночный характер экономики, развитие конкуренции, подчеркивает Прокудин.
Одной из проблем формата финансово-промышленных концернов в России является то, что они «очень любят «кушать» окружающих», говорит Дмитрий Белоусов. «Купим-ка мы поросят, потому что, не дай бог, они обанкротятся, сменят профиль, а у нас с ними уже кооперация настроена», — объясняет он их логику. По словам экономиста, эта проблема сейчас разворачивается в IT-сфере: «И хочется иметь промышленного партнера, и страшно. Они начинают делать предложения — давайте мы вас купим, и задорого, за большие деньги, и вы становитесь структурным подразделением. А если компания не хочет становиться их подразделением?»
Другая проблема заключается в том, что такие структуры, как и южнокорейские чеболи, склонны к «воспроизводству сущего» и малоспособны к прорывам за счет ноу-хау и инноваций, предупреждает Белоусов.
В случае с крупными финансово-промышленными концернами, поддерживаемыми государством, принципиально важно отсутствие абсолютной монополизации секторов, уверена Анна Федюнина. «Это, безусловно, может повредить конкуренции, малым компаниям трудно конкурировать с крупными решениями. В этом смысле чеболизация должна обязательно сопровождаться поддержкой малого бизнеса, даже если в будущем будет происходить поглощение стартапов крупными игроками», — отмечает она.
На негативные тренды для малого бизнеса в связи с чеболизацией экономики указывали и эксперты McKinsey. С 2017 по 2022 год объем капитальных вложений корейских малых и средних компаний снизился в два раза, они задействовали все меньше сотрудников с высшим образованием и реже привлекали специалистов, занимающихся исследованиями и разработками, что в конечном итоге вело к разрыву в производительности между ними и чеболями, писали аналитики.
«Низкая производительность МСП ведет к углублению зависимости от крупных предприятий в экономике в целом, а также к замедлению темпов экономического роста и усилению неравенства в оплате труда», — предупреждали они.
В целом мировой опыт (в том числе вполне дружественных государств) показывает, что рисков, когда за выбор будущих национальных чемпионов берется бюрократия, больше, чем когда это определяет хорошо отрегулированный рынок, резюмирует Табах.
В Краснодарском крае есть свои крупные объединения и конгломераты, к примеру – холдинг Александра Ткачева, куда включены и крупные отели, курорты, агропромышленные предприятия, парки развлечений, игорная зона, винодельческое хозяйство. В общем и целом – это десятки тысяч сотрудников, многомиллиардные обороты, при этом юизнес-интересы всей группы компаний отнюдь не ограничиваются только Краснодарским краем, компания уже работает в других регионах России, причем доля других регионов с каждым годом будет только расти.
Есть и другие примеры, быть может, чуть меньше по масштабам бизнеса, но тоже весьма крупные – тут в качестве примера можно привести холдинг «Девелопер Сочи» (ДЕСО), которым руководит депутат законодательного Собрания Краснодарского края Анна Невзорова. Данный холдинг уже объединяет крупные строительные подразделения, а с недавних пор и курортные гостиницы, пляжные комплексы, новые современные апарт-отели.
Но есть и другой фактор, который тоже стоит учитывать – крупные концерны из Москвы и других регионов понемногу будут заходить и в курортные регионы. Сначала это сфера крупного строительства, как, например, девелопер «Галс недвижимость» планирует застроить 200 га на федеральной территории «Сириус», ЛСР-групп уже возводит несколько отелей и санаторий в Сочи. Для крупного бизнеса это не профильные активы, но масштабы внедрения крупных концернов на рынки Сочи и других курортных городов Юга России будут только расти.
Хорошо это или плохо?
Давайте обсудим у нас в сообществе ВКонтакте – поделитесь своим развернутым мнением в комментариях вот здесь!
Дмитрий Богданов специально для «Новости & Смыслы»